«Видишь, что пассажир прячется? Ты к нему с билетом не приставай». Как работали и ловили «зайцев» московские кондукторы
Профессия эта старая, в Москве уже совсем исчезнувшая. А ведь когда-то без этих людей невозможно было представить столицу. Кондукторы — в основном женщины — работали в троллейбусах, автобусах, трамваях. Они не только звенели мелочью и отрывали билеты от рулона, висящего на груди, но и увещевали бузотеров, корили подвыпивших, а еще помогали пожилым, мамам с детьми. Кондукторы утешали тех, кого ограбили вездесущие карманники, и помогали людям, заблудившимся среди бесконечных московских улочек. «Мослента» вспомнила, какой была эта профессия, уже успевшая стать историей. Мчатся вагоны, летят искры Давно это было, а в памяти застряло. Войдешь в дребезжащий трамвай и глядишь с любопытством — то в окно, на проплывающие мимо московские пейзажи, то на молчаливого вагоновожатого и кондуктора с сумкой. Она, кондуктор, наоборот, была обычно шумная и говорливая. Первый трамвай выходил на линию в полшестого утра. Стало быть, разомкнуть глаза вагоновожатому и кондуктору надо было… около четырех. Водичкой на лицо плеснуть, бутерброд прожевать, чайком запить и — бегом в депо, которое могло быть далече от дома. Однако добирайся, как хочешь — транспорт ведь еще дремлет. Наконец устраивается на своем месте кондуктор с сумкой на плече встречать рассвет, и трамвай стучит по рельсам. Постепенно вагон заполняется пассажирами — многие невыспавшиеся, нахмуренные. А она их добрым словом, улыбкой бодрит. Хотя у самой кошки на душе скребли. Дома забот полон рот, а денег кот наплакал — жалованье-то незавидное. Но в трамвае кондукторы забывали невзгоды. Возвещали: «Следующая остановка “Курский вокзал”!» Сообщали: «Гражданочка, вам на Пресне выходить. Отсюда до Мосторга рукой подать…» Успокаивали: «Не тревожьтесь, гражданин, доедете вы до Бутырской Заставы. Присядьте и ребенка на колени посадите…» И так целый день. Как билетная катушка, разматывалась жизнь. Сколько людей кондуктор повидала, сколько разговоров переговорила — не счесть. Порой смеялась, а случалось, слезы проливала. Пассажиры-то разные — хватало горластых да сварливых. Профессия кондуктора считалась поэтической. Мчатся вагоны, летят искры с проводов. Светит солнце, шумят листвой бульвары. Можно мечтать, вспоминать. Или самим это испытать. Между прочим, товарищ Маяковский подросткам советовал: На самом же деле кондукторская доля была незавидной. Всегда на ногах, в постоянной спешке. Зимой мерзли, летом изнывали от жары. И так до поздней ночи. Вечером, когда наступало безлюдье, на них могли напасть хулиганы. Пугали до смерти, оставляли без выручки… Проводник по Москве Трамвай был неутомим, вагоны с утра до ночи трудились, не покладая колес. Красно-желтые машины со звоном бегали на Таганку, Преображенку, в Сокольники, Тушино, к Соколу. Мчались по Ленинградскому шоссе, Мещанским улицам, спешили в Отрадное, на Шаболовку, в Богородское… Кондукторы знали в Москве каждую улицу, переулок, проулок. Константин Паустовский, сам побывавший в этой шкуре и работавший в Миусском трамвайном парке, вспоминал в книге «Повесть о жизни», что будущие билетеры сдавали экзамен на знание города. «Как бы покороче, батенька мой, проехать мне из Марьиной рощи в Хамовники? — спрашивал на экзамене старичок в длиннополом пиджаке. — Не знаете? Кстати, откуда это взялось название такое пренеприятное — Хамовники?! Хамством Москва ведь не славилась…» В итоге половина претендентов на экзамене провалилась. Нерадивые ученики пытались апеллировать к главному инженеру трамвайного парка Поливанову — мол, уймите едкого старичка. Но тот жалобщикам не внял: «Кондуктор — не только одушевленный прибор для выдачи билетов, но и проводник по Москве. Город велик. Ни один старожил не знает его во всех частях. Представьте, какая путаница произойдет с пассажирами трамвая, особенно с провинциалами, если никто не сможет помочь им разобраться в этом хитросплетении тупиков, застав и церквей». Старый кондуктор Бабаев, наставлял Паустовского: «Видишь, что человеку надо ехать, а он от тебя по вагону прячется, значит, у него в кармане — шиш. Так ты к такому пассажиру с билетом не приставай. На каждом поприще надо проявлять снисхождение к людям, а в нашей кондукторской службе — особенно. Мы имеем дело со всей Москвой. А в Москве горя людского, как песка морского…» Москву Паустовский изучил отменно. Как, впрочем, и многие его коллеги. В том своеобразном соревновании по москвоведению с кондукторами могли соперничать только извозчики, а потом — таксисты. «Граждане, мест нет!..» Долго штрафов за безбилетный проезд не брали, хотя в трамваях водилось немало «зайцев». Если же кондукторы настойчиво пытались их «обилетить», они спрыгивали с подножек — двери ведь в трамвае не закрывались. Часто это кончалось трагедиями. К примеру, в 1918 году так погиб знаменитый артист Мамонт Дальский. Он упал под колеса, когда трамвай проезжал по Большой Никитской. Ровно 100 лет назад, в 1923 году, безбилетников в Москве начали штрафовать. Но «зайцы», конечно, никуда не делись. Да и женщинам справиться со здоровенными бугаями, не желавшим платить, было трудно. Впрочем, порой бдительные граждане подсобляли кондуктору. Кстати, платили за проезд в зависимости от расстояния. Дальше едешь — дороже будет. Скажем, в конце 30-х годов билет стоил 10 копеек, плюс 5 брали за каждую следующую остановку. Бывало, пассажиры хитрили — платили, скажем, за пять остановок, а ехали десять. Это были «полузайцы». …До революции кондукторами сплошь были мужчины. Но потом эта работа стала женской. Первопроходцем, по словам Георгия Андреевского, автора книги «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е годы», стала в 1915 году Ольга Егорова. Эта женщина работала на маршруте «Б». Кстати, был и остался до сих пор «А», ласково прозванный «Аннушкой». В 20-30-е годы Москва буквально тонула в людском море. Ильф и Петров писали о пассажире: «Он прошел испытания трамвая, невзгоды автобуса и ужасы такси… Он вполне готов, он закален в борьбе. Пуговицы пальто пришиты вощеной дратвой, чтоб не отодрали в схватке, ботинки нарочно не чищены — все равно затопчут…» На остановках в вагоны набивалось столько людей, что не продохнуть. Да еще висели на подножках, буферах. Напрасно кондуктор истошно кричала: «Граждане, мест нет!..» В ответ лишь сдавленно усмехались. Ходила такая частушка: В трамвайной толкотне усердно «работали» воры-карманники. Одного такого — Кирпича — задержали Жеглов и Шарапов в фильме «Место встречи изменить нельзя». Но похитителей были сотни, и «работали» они на многих маршрутах. То и дело в вагонах раздавались горестные возгласы и рыдания. Тех, кого обчистили, как могли, утешали кондукторы. На автобусе до города Бабушкина Среди кондукторов были разные люди. Порой очень способные, артистичные. Они ловко и даже грациозно передвигались в подрагивающем вагоне и даже напевали в пути. Между прочим, в 60-е годы певица Лидия Клемент исполняла лиричную песенку композитора Андрея Петрова и поэта Льва Куклина «Звезды в кондукторской сумке». Там были такие слова: «Я кондуктор трамвая, / мне город знаком, / Все считают работу мою пустяком. / Я зимою и летом / Отрываю билеты, / И мечтаю в вечернем вагоне пустом…» Потом эту мелодию исполняла Эдита Пьеха. Раньше, когда артистка жила в Польше, она пела, одетая в форму варшавского кондуктора, песню «Красный автобус». Были кондукторы и в московских автобусах, и троллейбусах. В старом советском фильме «Человек родился» эту роль исполнила актриса Ольга Бган. В картине она работала на автобусном маршруте №9, который ходил от города Бабушкина — сейчас это район Москвы — до площади Свердлова, нынешней Театральной. В том фильме мелькает Москва середины 50-х годов: Комсомольская площадь, Лужники, Чистопрудный бульвар, Бородинский мост, Садовое кольцо. Есть в картине и штрих далекого времени. Когда пассажиры заполняли салон, кондуктор дергала за провод, подавая звуковой сигнал водителю, что можно трогать. Пожалуй, пора возвращаться из прошлого в настоящее время. С превеликим удовольствием прокатился бы с ветерком на старом красно-желтом автобусе, удобно устроившись на кожаных сиденьях, да вот беда — они давно исчезли с московских улиц. И герои очерка — кондукторы — давно на пенсии. Где-то на чердаке или в кладовке пылятся их старые, потертые сумки.
