ЖИЛА-БЫЛА СЕМЬЯ ОБЕЗЬЯНЬЯ
Общество и мы
Сразу попрошу читателей не торопить меня с подробностями жизни семьи обезьяньей, а набраться терпения и прочитать то, что мне очень захотелось предложить вместо предисловия. Итак.
* Владислав Ходасевич, поэт Серебряного века, в раннем творчестве был близок к московским символистам. 7 июня 1918 года он написал стихотворение «Обезьяна». Начинается оно с описания жаркого летнего дня и бродячего серба-циркача с обезьяной в красной юбке. Им очень хотелось пить. И серб, проходя мимо дачного двора, попросил воды.
«…Но, чуть ее пригубив, –
Не холодна ли, – блюдце на скамейку поставил он,
И тотчас обезьяна, макая пальцы в воду, ухватила
Двумя руками блюдце. Она пила, на четвереньках стоя,
Локтями, опираясь на скамью.
…Всю воду выпив, обезьяна блюдце
Долой смахнула со скамьи, привстала
И – этот миг забуду ли когда? –
Мне черную, мозолистую руку,
Еще прохладную от влаги, протянула…
Я руки жал красавицам, поэтам, вождям народа –
Ни одна рука такого благородства очертаний не заключала!
Ни одна рука моей руки так братски не коснулась!
И, видит Бог, никто в мои глаза
Не заглянул так мудро и глубоко,
Воистину – до дна души моей».
* Заира Цвижба, моя коллега. Как-то давно она сказала мне: «В Сухумском обезьяньем питомнике была всего один раз и больше не хочу. Глазки, живые и быстрые, пальчики, ноготки, все как у нас. И в клетке! Не могу видеть».
* Зураб Миквабия, директор ИЭПиТ, доктор медицинских наук, профессор, уже более 6 лет руководит этим одним из крупнейших научно-исследовательских учреждений Абхазии: «Перед клетками с приматами можно стоять часами, наблюдая за их взаимоотношениями, почти что человеческими. В стаде у самца есть любимицы, которым позволено то, что не разрешено другим. Дети от любимых самок пользуются его покровительством и в обезьяньей иерархии достигают определенных «высот» раньше других и беспрепятственно. Каждый в такой семье знает свое место и свои права. Вот картинка: посетитель питомника протянул в клетку конфетку, ее сумела очень быстро схватить невзрачная самочка из нелюбимых, которая предварительно оглянулась и убедилась, что из ее собратьев этого никто не заметил. Но она полна страха, так как хорошо знает свое место – одно из самых последних, которое не позволяет ей так своевольничать. Но ведь очень хочется полакомиться. Она начинает хитрить и приспосабливаться: кулачок с зажатой конфеткой не открывает, забивается в уголок и зорко приглядывается к обстановке. Есть момент! Все заняты чем-то своим. Мгновение: конфетка развернута и уже во рту. Но фантик снова зажат в кулачке, обезьянка осознает, что если кто-то из стада заметит пустую обертку от конфетки, ей все равно не поздоровится. Она, опять осторожно оглядываясь, подбирается к удобному, на ее взгляд, месту, и в секунду выбрасывает фантик из клетки. Все. Операция завершена. Теперь можно и передохнуть. Что самочка, вынужденная вот так бороться за свое существование и свои права в жизни, и делает».
* Тысячи подопытных, испытуемых, исследуемых, болеющих, страдающих, безмолвно приносящих себя в жертву, обезьян. И погибающих тоже. И все во имя человека. Во имя здоровья человека. Во имя жизни человека. Спасибо вам за все это, верные друзья человека.
* А в столице Абхазии Сухуме, на территории Института экспериментальной патологии и терапии, установлен памятник обезьяне – единственный в мире.
Вот такие они – наши братья меньшие, наши верные помощники и друзья.
* * *
А теперь об обещанной обезьяньей семье. Это были макаки-резус. Они жили в старой клетке в отдаленном уголке территории ИЭПиТа. Жили дружно, с уважением друг к другу, спокойно. Экскурсанты их не беспокоили – клетки с сородичами для обозрения находились в другом, более красивом месте. Про клетки: свою и своих соседей – в том уголке их было, примерно, двадцать, они слышали, что их надо обязательно ремонтировать, но денег пока нет, обещают, ждут. Не надоедали им и солидные люди в белоснежных халатах, которых зовут учеными, потому что те их «братья и сестры», которые находятся в «эксперименте» (к этому слову они привыкали с трудом), живут в закрытом помещении. О себе слышали, что они тоже в «эксперименте» – идет наблюдение за их «поведенческими реакциями». Но это на их буднях не отражалось. Так они и жили, стараясь иногда даже поярче демонстрировать свои «поведенческие реакции», чтобы как-то проявить благодарное отношение к тем людям, которые добры и ласковы с ними.
Но в один вечер в конце сентября, а может быть, уже была ночь, «хозяйка» клетки не разбиралась в этих приспособлениях, которые показывают время, зато хорошо чувствовала миг, когда появляется на небе огромный, яркий, согревающий их шар – его зовут солнце, и знала точно, когда должны появиться те, кто приносит им поесть разные вкусности, убирает в клетке. Во всяком случае, в тот вечер она уже спала и даже видела сон (наверное, из жизни своей прабабушки), в котором она весело скакала по вьющимся лианам в родных джунглях. Это ее красивое видение вдруг прервал страшный крик. Она узнала голос своего «хозяина», вскочила, забеспокоилась, забормотала. Он продолжал издавать непривычные для нее звуки, упал, пытался встать, падал, снова кричал, из головы текло что-то горячее. Ей показалось, что с другой стороны клетки кто-то есть. Пришли убирать, кормить? Но не время. Потом, их приход всегда радость, а сейчас там что-то страшное, чужое, незнакомое. И это непонятное не дает ее другу подняться. Она совсем перепугалась, тоже стала кричать, забилась в угол. А ее друг стал постепенно затихать. И она стала успокаиваться – значит, все страшное миновало. Подошла к лежащему, он смотрел на нее какими-то другими, непривычными глазами. Она погладила его и тоже легла на свое место. Им обоим надо отдохнуть. Сразу заснула, но красивые картинки из прошлой жизни к ней больше не пришли. А когда выкатился большой теплый красный шар, она открыла глаза и сразу подошла к спящему, тронула его лапкой и тут же отдернула ее – он был очень холодный и совершенно чужой. И она закричала, впервые в своей обезьяньей жизни, протяжно и безысходно.
…Было еще совсем раннее утро, но директор Института Зураб Миквабия уже был у клетки, где произошло несчастье – охранники сообщили ему об этом. Может быть, их привел туда тревожащий крик обезьяньей боли, а может быть, производственные обязанности. (Слышу вопрос читателей, который задала и сама: «А где были эти охранники ночью? Они не видели и не слышали ничего подозрительного?»). Ответ Зураба Миквабия: «Охранники были на месте, но мы можем содержать только двоих, а территория Института 22 гектара. Всем известна значимость и серьезность нашего научно- экспериментального учреждения. Случившееся делает необходимым поставить перед руководством страны вопрос о придании Институту (в плане охраны) статуса режимного объекта».
Приехала и вызванная милиция. Предположения были разные: обезьяны подрались сами; несчастный случай – упал, разбил голову; огнестрельное смертельное ранение в голову... Милиция настаивала на обезьяньей драке.
Позже, когда мы говорили об этом случае с Зурабом Ясоновичем, он сказал, что им очень повезло при установлении истины. У них есть свои патологоанатомы, они констатировали убийство. В это время в Сухуме находилась их коллега из Санкт-Петербурга, врач-патологоанатом (занимается животными), специалист высочайшей категории. И она отвергла все предположения, кроме одного: убийство совершено неоднократными ударами в голову острым предметом (типа пики), а затем и тупыми ударами (возможно рукояткой предполагаемого орудия). «Смерть наступила в результате дыхательной недостаточности и тяжелой черепно-мозговой травмы. И это, безусловно, дело человеческих рук», – заключила специалист.
Нечеловеческих! Человеческие руки предназначены творить прекрасное – живопись, музыку, города – созидать! А гнусное, гадкое, низменное убийство беззащитного существа – нечеловеческое деяние.
Причина смерти установлена. Правда необходима всегда. Но именно она и вызывает теперь вопросы, весьма тревожащего свойства. Зачем, во имя чего зверски убито невинное животное, находящееся в клетке и не могущее себя защитить? Смерти обезьян в питомнике, конечно же, случались – и болезни, и возраст, и неудачный опыт, и драки между собой. Но за все почти 90 лет существования Института и питомника (юбилей в 2017 году) это первый случай убийства обезьяны. И это трагедия для всего коллектива.
А осиротевшая самочка? Она все-таки обезьяна. То, что произошло, уже вряд ли тревожит ее. У нас – граждан ХХI века – стал вырабатываться иммунитет к самым разным преступлениям, к убийствам людей. Это становится почти обыденностью. Войны, теракты, казни, катастрофы, сведение счетов, деяния больных людей нередко с трагическими исходами… А средства массовой информации даже соревнуются между собой, кто обо всем этом больше и подробнее расскажет. Это происходит и в России, и в других странах, и Абхазия здесь не исключение. Но у человека-убийцы, как правило, есть какой-либо повод: месть, вражда, разбой, способ сокрытия улик, получение наследства и т.д. и т.п. Это, естественно, не оправдание, но хотя бы мотивация. А просто так взять и убить животное... Хотели выкрасть живого, чтобы продать? Хотели шкурку? Не хватало на наркотик, водку? Просто поспорили «на храбрость»? Получили удовольствие от содеянного и от собственного «геройства»? Кем надо быть? Сознание многих, с кем я говорила об этом зверстве, как и мое собственное, не в состоянии это воспринять, осмыслить, найти какое-нибудь доступное пониманию объяснение.
Именно в эти дни журналистка Юлия Соловьева мне рассказала о случае (из интернета), произошедшем в Америке: подросток хотел задействовать свою собаку в бойцовских собачьих поединках. Но собака отказалась. Взбешенный ее отказом подросток обстрелял животное и выбросил на рельсы железной дороги. Полуживую, израненную собаку подобрали люди, выходили, вылечили, успокоили. И ее забрали новые хозяева. А совершенно необъяснимая, неоправданная жестокость наказана – бывший хозяин осужден и отбывает наказание.
Очень хочется узнать, кто в нашем обществе опустился так низко? Как найти? Как наказать? Как объяснить низость морального падения? Да и поймет ли?
Зураб Миквабия – военный хирург в годы Отечественной войны народа Абхазии, повидавший и смерть, и горе, сказал: «После окончания войны для меня это одно из самых сильных, если не сказать больше, впечатлений, которое потрясло и оскорбило меня».
Лучше не скажешь.
Лилиана ЯКОВЛЕВА
