Чурапчинское переселение глазами ребенка
Николай Семенович Пермяков — действительный член Российской Академии естественных наук, доктор сельскохозяйственных наук. Он разработал технологию интенсивного выращивания и откорма молодняка коров холмогорской и симментальской пород, изучил эффективность скрещивания местного скота с привозными быками, применение природного цеолита в рационе телят, промышленный способ производства молока и свинины.
Как известно, в январе 1942 года правительство и ЦК ВКП(б) СССР приняли постановление о развитии рыбных промыслов в Сибири и на Дальнем Востоке. В свою очередь якутские власти сочли нужным отправить жителей нашего района в Кобяйский, Жиганский и Булунский улусы. В сжатые сроки под предлогом спасения чурапчинцев от голодной смерти (в Чурапче в тот год стояла небывалая засуха) было проведено переселение 41 колхоза – 4988 человек. Таким образом, осенью 42-го мы – это старики, женщины и дети из колхоза «Чачигий» стали сельхозпереселенцами в Кобяйский район.
В Нижнем Бестяхе в ожидании парохода провели в палатках на берегу Лены почти месяц, было холодно, постоянно дул пронизывающий ветер, ночью начались заморозки. Наконец в сентябре мы поплыли на барже со скотом в Кобяйский район. Нас высадили в местности Таас Тумус, кругом одни пески. На участке Алгыма, где нас поселили, было также голодно и холодно. Поначалу не было кормов и помещений для скота, мы жили в продуваемых насквозь палатках. Начиная с весны 1943 года люди стали умирать тихо и незаметно. Страшно было то, что смерть воспринималась как неизбежное, и никто не роптал.
Помню, как в пяти километрах от нас в конце мая затопило паводком небольшой ледник, где хранились караси. Женщин и детей тогда мобилизовали на месяц на спасение рыбы, и мы целый день сушили, вялили карасей над костром или на солнце. За работу нам давали внутренности от очищенной и высушенной рыбы, благодаря чему я, старшая сестра Татьяна и младший брат Федор, можно сказать, спаслись от голодной смерти. В 1942 году, в год переселения, Тане было 18, мне десять, Феде восемь лет.
В Кокуйском наслеге жилось трудно, люди сами строили якутские балаганы, жили в тесноте, по пять-семь семей, ходили полураздетые и голодные. Тем не менее все ловили неводами и сетями рыбу на озерах и в протоках. Поначалу не хватало орудий лова, снастей, опыта. Дети в основном сушили и коптили свою добычу, затаривали ее в мешки. Надо отметить, что в селе Аргас в 1942—1944 годах я учился с первого по третий класс, меня определили в интернат.
Летом 1944 года оставшиеся в живых колхозники вернулись в родные края, их определили в другой колхоз – имени Сергея Кирова. Изучая историю переселения чурапчинских колхозов в северные районы Якутии, можно сказать, что эта депортация останется трагедией и болью всего якутского народа и она никогда не должна повториться.
